Почему я перед Новым годом пишу не о Дед Морозе, и не о Снегурочке, и даже не о спорте (о спортивном мате)?  Да потому что я в шоке…

Вообще, у меня практически нет вредных привычек: я не курю, не злоупотребляю спиртным, но вот крепкое словцо может сорваться у меня с языка, особенно если вдруг происходит нечто неожиданное для меня: падает шкаф на ногу, или я падаю куда-нибудь. Ну или когда я нахожусь в сильном возбуждении. В общем, привычка вредная имеется, очень вредная, надо что-то  делать… Можно, конечно, все в поэзию направить, как Маяковский, Есенин и Пушкин, а можно просто лучше следить за языком, потому что ребенок сечет все…

Это была прелюдия, перехожу к делу.  Месяца два назад  я, подскользнувшись на разлитой воде в коридоре, сделала невообразимый  пируэт и мне захотелось внезапно сесть на шпагат, что при моем теперешнем весе может быть в первый и последний раз. При этом тут же громко известила всех домашних об этом при помощи емкого словечка на букву Б.

Сегодня утром в ванной комнате сын после какого- то  события, известного только им с отцом, сказал это же слово, улыбаясь и смотря на нас ясными глазенками. Я побледнела, покраснела, повела его в комнату и решила аккуратно поговорить  о мате. Пояснив, что эта привычка очень вредная, и что даже взрослым стыдно говорить такое, хотя иногда бывает, я с тайной надеждой спросила, а может в школе мальчишки матерятся. Легче же думать, что виноват кто-то другой, но только не ты. Тем более, на школьном собрании этот вопрос уже поднимался.

Сын радостно закивал головой и подтвердил, что маты в классе случаются. И потом захотел перечислить мне, что говорят мальчишки. И не успела я и рта раскрыть, он рассказал мне про какую-то шутку, где главное слово было ПРИДУРОК. Причем на этом слове он эффектно сделал ударение и просмаковал его, чтобы поразить мое воображение.

И тут я поняла, что мой сынулька не понимает ни капельки, что такое матершинные слова на самом деле. Сразу же представилась картина в голове, что я делю листик на две части и записываю в первый столбик простые ругательства, а во второй столбик уже непотребные словечки, чтобы раз и навсегда запомнить, какие слова нельзя произносить ни в коем случае.  Так и пошел он в школу, дав мне обещание постараться не произносить бранных слов. А я вспомнила эпизод из нашей любимой с сыном книжки «Эмиль из Леннеберги».  Когда Эмиль в очередной раз пошел в сарай отсиживать за очередную шалость, его папа проходя мимо сарая стал свидетелем следующего:

Еще издали он увидел,  что Ида сидит на корточках на скамейке у  окна
сарая  и  держит  в  руках  бархатную  шкатулку  с  крышкой,  украшенной
ракушками. Держит так бережно, словно это самая прекрасная вещь на свете
и  у нее такой никогда еще не было.  Папа Эмиля был на этот счет другого
мнения:
   - Что за дурацкая вещь! Кому нужна такая старая бархатная шкатулка!
   Ида не заметила папу,  поэтому она не замолчала" а наоборот, послушно
повторяла слово в  слово то,  что Эмиль ей подсказывал из темного сарая.
Папа Эмиля побледнел,  когда услышал,  что говорит девочка - ведь грубые
слова вообще никогда не употреблялись в Катхульте,' и они не стали лучше
от того, что Ида произносила их своим нежным тоненьким голоском.
   - Замолчи, Ида! - крикнул папа Эмиля. А потом он просунул руку в окно
и опять схватил Эмиля за шиворот.
   - Эмиль! Как тебе только не стыдно! Учишь свою сестру ругаться.
   - Вовсе нет!  - возмутился Эмиль.  - Просто я ей внушал, чтобы она не
смела говорить "черт возьми". И заодно заставил ее выучить еще несколько
слов, которые она никогда не должна произносить.